Первая ассоциация, которая возникает при имени Маккой Тайнер, -- 60-е годы, Джон Колтрейн, фантастические альбомы, ставшие классикой джаза: именно тогда, в составе знаменитого квартета Джона Колтрейна, Тайнер сделал свои первые шаги в джазе. Пианист Маккой Тайнер действительно "последний из могикан" джазовой традиции. Сегодня он мэтр, обладатель Grammy, переигравший со всеми яркими фигурами современной джазовой музыки, включая Майкла Брэккера и Стенли Кларка, записавший множество альбомов. Однако предпочтение он отдает самому рафинированному из джазовых составов -- классическому трио (рояль, бас, барабаны), а в стилистике -- афроамериканской традиции. В этом можно было убедиться, посетив его выступления в московском Le Club, организованные Игорем Бутманом и торговой маркой Parliament. Сегодня состоится последний (из трехдневной серии) концерт трио Тайнера, в составе которого играют басист чешского происхождения Джордж Мраз и барабанщик Эрик Харланд.

В незапамятные времена коллеги прозвали Альфреда Тайнера real McCoy -- в переводе с американского это означает что-то вроде "настоящего парня". Так абсолютно не соответствующее его внешнему облику и темпераменту романтичное имя ушло в предание, так Альфред навеки стал настоящим Маккоем (кстати, Тайнер назвал один из своих альбомов The real McCoy). Есть у него еще и экзотическое имя -- Сулаймон Сауд, полученное при обращении в мусульманскую веру в возрасте 18 лет, и очаровательная манера -- всему улыбаться и почти на любой вопрос отвечать рассмеявшись. Сейчас ему почти 66, и он в первый раз приехал в Россию, о которой знает из рассказов брата-политика и которая ассоциируется у него, если говорить об искусстве, в первую очередь с музыкой Стравинского -- любимого композитора и Тайнера, и Джона Колтрейна. Накануне концертов с Маккоем ТАЙНЕРОМ беседовала Анна ВЕТХОВА.

-- Первая встреча с Колтрейном вам запомнилась?

-- В тот момент мне было 17 лет, я жил в своей родной Филадельфии и играл в небольшом клубе. И в один прекрасный день Колтрейн приехал в наш город. Лидер ансамбля, в котором я работал, был приятелем Джона и пригласил его на концерт. Конечно, в этот момент я уже знал Колтрейна по его записям с Майлсом Дэвисом. Именно в этот вечер я с ним и познакомился: сказал ему, как мне нравится манера его игры, его звук -- неповторимый и невероятно динамичный. Наш бэнд-лидер предложил Джону выступить вместе с нами через неделю, но он не смог, потому что совершал турне вместе с Дэвисом. Так что тогда мне не довелось поиграть с ним.

Колтрейн вновь приехал в Филадельфию уже в конце 50-х. Тогда он серьезно задумывался о создании собственного ансамбля и предложил мне стать участником его квартета, как только он сам решится уйти от Дэвиса. А это было непросто. Колтрейн тогда еще пошутил: "Если ты решил уйти от Дэвиса, закрыть за собой дверь, то лучше тебе все-таки остаться". Тем не менее он это сделал, и в начале 60-х мы начали работать вместе и записали первый альбом -- My favorite things: на басе играл Стив Дэвис, на барабанах -- Элвин Джонс.

-- Уже первый альбом квартета Джона Колтрейна -- показатель абсолютно самостоятельного, ни на кого не похожего музыкального стиля. Как вы работали над его формированием? И чем отличалась для вас работа над записями от живых концертов?

-- Практически ничем: запись всегда была для нас отражением живого исполнения. Когда мы делали новую программу, то пять-шесть раз собирались на репетиции. И всегда мы старались работать спонтанно: мы все были погружены в звук, мы чувствовали себя абсолютно свободно, открывая новые пути в джазе, и... нам это нравилось!

-- Решающее слово, при всей спонтанности, все равно, я думаю, было за Колтрейном. Каким он остался в вашей памяти?

-- Джон был красавец! Великолепный бэнд-лидер, очень скромный человек, но с чувством собственного достоинства. Мы его обожали. И вообще мы чувствовали себя одной семьей: он был мне, как старший брат. Джон никогда не диктовал, что и как именно нужно играть. Конечно, ему приходилось объяснять свою точку зрения, но он никогда не говорил много. В основном его пожелания касались отдельных нюансов.

-- Колтрейн был очень религиозен. Вы затрагивали эту тему в разговорах?

-- Видите ли, это очень интимная вещь, поэтому много о религии мы не говорили. Я знаю, что дедушка Джона был священником, а его мама играла в церкви. Я знаю, что он верил в Бога, в высшую любовь, но он никогда об этом не рассуждал. Впрочем, чтобы понять, насколько верующим был Джон, достаточно было общения с ним -- об этом говорили его человеческие качества: его скромность и деликатность. И многое в этом аспекте открывает сама его музыка.

-- Проработав в составе квартета Колтрейна около шести лет, вы все-таки расстались с ним. Почему это произошло?

-- Было много причин. С одной стороны, я, как повзрослевший ребенок, должен был в один прекрасный момент начать самостоятельную жизнь и оторваться от семьи, которой, как я говорил, для меня был Джон. С другой -- он, как ученый, все время находился в поиске, но что он искал и куда двигался, я в какой-то момент перестал понимать. К тому же я перестал слышать звук своего рояля из-за слишком громкого звучания барабанов.

-- Значит, в вашем расставании с Колтрейном был отчасти повинен Элвин Джонс? Кто же в таком случае ваш любимый барабанщик?

-- Элвин Джонс! Я же говорю, что причин было много, и он лично здесь совершенно ни при чем. Я не сказал: барабанщик играл громко, я сказал: громко звучали барабаны.

-- Всю свою жизнь вы играете традиционный джаз. Тем временем джаз смешивается со многими другими музыкальными направлениями -- рок- и поп-музыкой, электронной музыкой, этникой. Как, по-вашему, где проходит граница, за которой джаз перестает быть джазом?

-- С чем бы джаз ни смешивали, все становится частью единого развития, единого стиля: вы никогда не потеряете сущности этого искусства, если вы джазовый музыкант. Так что не нужно приуменьшать значения того, что получается в итоге таких микстов. Другое дело, если речь идет о коммерческой музыке: вот это уже совсем далеко от джаза.

-- Многие говорят, что джаз -- это легкая музыка. Почему?

-- Ну, это зависит от слушателя! И от исполнителей, конечно. Мы объединяем людей, а они уже должны обращать внимание на качество игры исполнителей и находить суть в той музыке, которую мы играем.

-- Вы очень известный и авторитетный музыкант, вы лауреат премии Grammy. В вашей жизни было искушение славой?

-- Нет. Моя миссия -- в служении людям, я бы сравнил ее с миссией лечащего врача.

-- В таком случае, как диагност, скажите, что будет с джазом в будущем? Вы оптимистично настроены?

-- В моем положении я просто обязан быть оптимистом!