Представьте себе, что перед спортивными состязаниями один из судей публично заявляет: спортсмены протырились в финал дуриком, среди сошедших с дистанции есть более достойные, в отборочном цикле коллеги-арбитры меня задавили, а потому я... нет, не подаю в отставку, а перехожу к обсуждению тех недомерков, один из которых бесчестно получит золотую медаль. Далее по списку: у Иванова с ногами непорядок, у Петрова руки не из того места растут, Сидоров корпусом не владеет, один Федоров-Смирнов кое-что показать может, но и у него с пластикой слабовато. Бред? Конечно, бред. Кому-то, возможно, кажется, что крыша поехала вовсе не у фантастического персонажа, а у вашего покорного слуги. Проблема, однако, в том, что рассказанная выше история не плод моего воспаленного воображения, а объективная реальность. Убедиться в этом не трудно -- стоит только кликнуть http://www.expert.ru/sever/current/39skylt.shtml. По этому адресу прописана статья члена нынешнего жюри премии «Букер -- Открытая Россия» Никиты Елисеева о новорожденной шестерке букеровских соискателей (о ней см. «Время новостей» от 7 октября). «Спортивное» сравнение имеет один недостаток. Если судье-обличителю каким-то чудом позволили бы работать в финале, спортсмены могли бы его «переубедить»: взяли бы да и забили мячей больше, чем противник. У авторов шести романов такого шанса нет: их книги уже написаны. Потому и предварительный приговор здесь гораздо бесчеловечнее.

Положение выдвинутого на премию автора незавидно. Чаще всего публика и пресса судят не его работу (что тоже болезненно, но неизбежно), но его шансы. Приходится слышать тучу безответственных суждений из уст журналистов, которые в глаза не видели распекаемые ими опусы. Много раз писал и снова повторяю: критик, обращающий внимание на текст, после того, как тот попал в шорт-лист, расписывается в собственной профнепригодности. Порицания писателю за то, что он якобы незаслуженно получил премию (а не за то, что он полгода назад выпустил якобы слабую вещь), не только глупы и жестоки, но и зримо понижают статус литературы. Общий тон разговора через губу нервирует и оскорбляет. Между тем чем дальше, тем больше, этот стиль берут на вооружение и наши строгие судьи. Из года в год мы слышим, что шедевры не родятся, а члены жюри не испытали потрясения. Привычным стал жанровый гибрид «разбора полетов» и «лестничного покаяния»: судьи объясняют, о чем шли дискуссии в совещательной комнате и почему итог оказался «не тем». Но до сих пор такие признания звучали после бала. Даже Лев Аннинский, десять лет назад виртуозно решая задачу по дискредитации всей новой словесности (уверен, она занимала его куда больше, чем побочная, -- награждение незаконченного и вялого сочинения Булата Окуджавы), даже он, отдав свой памфлет в журнал до последнего заседания жюри, действовал так, чтобы публика (и соискатели) узнала его суждения уже по оглашении вердикта. Елисеев (заметим, призванный в жюри не как вольный «представитель общественности», а как профессиональный критик) внес в нашу и без того затейливую премиальную жизнь впечатляющую новацию -- загодя раздал всем сестрам по серьгам.

И не только писателям. Для начала он сообщает, что грандиозные произведения редко премируются и даже попадают в шорт-листы. Мол, так уж премии устроены, что за борт вместе с откровенной мурой летит «сильная образность», а торжествует «средняя линия». Не так интересно, за кого именно обиделся наш правдолюбец. Во-первых, потому, что вкусы г-на Елисеева просчитываются без труда, а рекламировать его протеже я не нанимался. (Хамство элегантно сочетается с трусостью. Если уж решил переть против рожна, то назови своих фаворитов. Как это сделали и те обозреватели, что шорт-листом недовольны, и те, что находят его удачным, но печалятся о достойных «проигравших». Молчит обличитель. Потому что знает: скажет -- вылезут «кроличьи уши», и прахом пойдет имитация благородного гнева.) Во-вторых же, дискуссия о персоналиях (а ее-то нам и пытаются навязать) отведет внимание от главного -- от аморальности самого елисеевского поступка. Каждый волен судить о русском Букере и всех прочих премиях как угодно. Покуда ты частное лицо, вольный литератор, хоть медом мажь, хоть с дерьмом мешай. Но если ты заранее знаешь, что дело нечисто, то зачем идти в совет нечестивых? А если влип по неопытности, если «вдруг» понял, что пал жертвой хитромудрых подельников (озабоченных, надо полагать, протаскиванием «середняков»), то кто мешает хлопнуть дверью? Не сообразил прямо на заседании жюри? Так ведь и сейчас не поздно.

Не дождемся. Зато узнаем, как плохо пишут соискатели Букера. И кое-что еще. Например, Елисеев походя раскрывает псевдоним Марты Петровой. Сделай это журналист, поморщился бы, но понял: профессиональный азарт вошел в противоречие с уважением к личности автора, который, видимо, имел причину для маскировки. (Бывает, что псевдоним носит игровой характер, а автор его сознательно рассекречивает. Но с Мартой Петровой совсем другая история. Публичного объявления не было, да и слухами земля не полнилась.) Но одно дело журналист, добывший информацию, другое -- официальное лицо, эту информацию получившее в закрытом порядке. По-простому это называется «злоупотреблением служебным положением». А как назвать формулировочку («цивилизованное... черносотенство»), которую г-н Елисеев навесил на Олега Зайончковского, я и не знаю. Клеветой? Несомненно, ибо ничем подобным в романе «Сергеев и городок» не пахнет. (Как нет у его автора и намека на ненависть к столичной публике.) Но опровержение клеветы требует разговора, а я не могу вести дискуссии на социальные или эстетические темы с человеком, забывшим элементарные приличия. Не в «смыслах» тут дело, а в жесте. Да будь Зайончковский (прошу прощения у замечательного прозаика) хоть председателем Союза Михаила Архангела да содержи его проза прямые призывы к погромам, кто угодно имел бы право его обличать, но не член жюри, что согласился включить роман в шорт-лист и будет голосовать за лауреата.

Меня не волнует итог нынешней букериады. Слава богу, жюри, в котором кроме г-на Елисеева работают четыре умных, благородных и ответственных человека, уже составило такую шестерку, что за победителя точно не будет стыдно. (Даже если им станет Людмила Петрушевская, чей роман мне лично неприятен.) Я надеюсь, что шесть писателей (включая тех, кого г-н Елисеев снисходительно похлопал по плечу) и члены жюри, коим выпал такой «сотоварищ», отнесутся к ситуации с большим юмором, чем я. Неплохо зная литераторский цех, где давно стало нормой реагировать лишь на оскорбления в свой адрес (а любые прочие мерзости проходят по части «мнений» или «игры»), я не могу рассчитывать на то, что святая уверенность г-на Елисеева в полной безнаказанности окажется хоть как-то поколебленной. Я понимаю, что цели он достиг, -- стал героем скандала, а это весьма способствует дальнейшему процветанию. И что плакальщицы-утешальщицы обоих полов свое веское слово в его защиту скажут, я тоже знаю.

Плетью обуха не перешибешь. Хочет имярек сморкаться в занавески -- будет сморкаться. Из зала не выведут. Потому как эта «грубость» будет противоречить великим принципам либерализма по-нашенски -- свободе хамства (в маске правдолюбия), свободе небрежения обязательствами (в маске независимости), свободе пошлости (в маске искренности).