Ныне покойный Илья Григорьевич СТАРИНОВ -- участник четырех войн. Своими воспоминаниями о кануне и первых днях Великой Отечественной войны незадолго до своей кончины он поделился с нашим корреспондентом Павлом АПТЕКАРЕМ.

-- Илья Григорьевич, как вы оказались в Западной Белоруссии в самый канун войны?

-- По приказу начальника инженерного управления Красной Армии 20 июня вечером я с группой командиров выехал в Минск, откуда должен был выехать в Кобрин и Брест, где планировалось проведение больших учений саперных частей Западного Особого военного округа. Они должны были тренироваться в постановке минных и инженерных заграждений и их преодолении во взаимодействии с артиллерией, танками и авиацией.

-- Каким было настроение в штабе округа, которому на следующий день предстояло стать фронтом?

-- Очень разное. Командующий округом генерал Дмитрий Павлов, как мне казалось, не был особенно насторожен. Он был спокоен или делал вид, что его успокоили донесения командующих армиями и заявления высшего политического руководства о нормальной обстановке на сопредельной территории. В беседе со мной он сказал, что учения должны способствовать росту боевой подготовки инженерных войск округа, и надеется, что я сумею передать его подчиненным свой боевой опыт, полученный в Испании и в ходе советско-финляндской войны. В заключение беседы он пригласил меня в театр. Я отказался, сославшись на необходимость скорее оказаться на месте учений. Насколько я знаю, Павлов присутствовал на спектакле.

Другое настроение я встретил у своего хорошего знакомого по испанской войне -- начальника артиллерии округа Григория Ивановича Клича. Он был явно обеспокоен сложившейся ситуацией. Жаловался, что значительная часть артиллерии округа находится на окружных полигонах в тот момент, когда в любую минуту может начаться вторжение неприятеля, и дивизии останутся без поддержки и прикрытия. В общем, из бесед с командованием округа я вынес двойственное впечатление.

Вечером на машине штаба округа мы выехали в Брест, однако вскоре стемнело, езда становилась небезопасной, к тому же мы чувствовали, что наш водитель засыпает. Поэтому мы остановились в городе Кобрин, где тогда находился штаб 4-й армии.

-- Каким для вас было утро 22 июня 1941 года?

-- Мы проснулись от сильного грохота. Сначала нам показалось, что идет сильная гроза, потом мы подумали, что взорвался один из многочисленных складов, находившихся в округе. И только услышав знакомый мне с Испании гул «Юнкерсов», я понял, что началась война. Мы быстро выбежали из гостиницы и отправились в штаб армии. Буквально через несколько минут гостиницу обстрелял из пулеметов на бреющем полете бомбардировщик. По дороге мы увидели первых убитых взрывами бомб мирных жителей, разбитые машины. Даже мне было немного не по себе, что же говорить о моих попутчиках. Мы заметили клубы дыма, поднимавшиеся неподалеку от города. Потом оказалось, что противник одним из первых ударов почти полностью уничтожил дислоцировавшуюся на аэродроме авиадивизию.

Самое интересное, что даже после этого мы намеревались инспектировать инженерные войска округа, и лишь полученные сведения о крайне неясной обстановке в районе Бреста заставили нас отказаться от своих замыслов. Мы возвратились в Минск, где получили приказ вернуться в Москву.

Через несколько дней, 26 июня, я был назначен начальником оперативной группы инженерного заграждения Западного фронта.