О подробностях состоявшегося вчера заседания в Страсбурге корреспонденту «Времени новостей» Юрию КОЛЕСОВУ рассказал юрист «Мемориала» и адвокат заявителей Кирилл КОРОТЕЕВ.

-- Представители России пытались предъявить несколько новых доказательств. Например, письмо из Минфина, которое касается возможности получения заявителем Магомедом Хашиевым присужденной ему компенсации вреда. Исполнительный лист был передан в Минфин 29 апреля 2003 года, но министерство отказалось его оплачивать, так как не были представлены данные банковского счета Хашиева. Однако об этом Хашиеву сообщили только в этом письме, которое было направлено ему в минувший понедельник и которое получить он все равно до отъезда в Страсбург не успел бы.

На самом же заседании аргументы российского представителя были прежними -- заявители не исчерпали всех средств внутригосударственной защиты, а государство на Северном Кавказе вынуждено было идти на крайние меры, при которых могут пострадать гражданские лица. Но что вынуждало бомбить мирных граждан, покидающих Грозный?

-- Предствители России утверждают, что среди беженцев была машина с боевиками.

-- А разве такое подозрение дает основание для бомбежки целой мирной колонны? Кстати, второе доказательство, которое пыталось предъявить в четверг, касалось как раз этого эпизода. Речь идет о повреждениях, обнаруженных на самолетах, бомбивших беженцев. На основании этого адвокаты России делают вывод, что в колонне были боевики, которые и стреляли по самолетам. Но и наши свидетели, и свидетели, которые проходили по этому уголовному делу, говорят, что не было в колонне боевиков. К тому же ни тела боевиков, ни оружие, ни обломки машин не были найдены на месте бомбежки.

-- Насколько можно понять, принимая решение о приемлемости жалоб, суд опирался на практику по турецким делам, в которых речь шла о нарушениях прав человека на территории Курдистана?

-- Да, так как именно в этих решениях были определены критерии эффективности средств правовой защиты в условиях вооруженного конфликта. В них говорится, что не нужно исчерпывать все средства защиты, если они существуют только теоретически, и обращение в государственные инстанции не дает реальной возможности защитить свои права. И здесь сложно не провести параллель с «чеченскими делами». Например, российские представители говорят, что, несмотря на отсутствие в Чечне в тот период судебной системы, заявители могли бы обратиться напрямую в Верховный суд России. Я могу сказать, что реально ВС ничего для рассмотрения подобных дел не делал, и подача заявления в эту инстанцию не помогла бы заявителям защитить их права.

-- Может ли в окончательном решении Европейского суда содержаться оценка положения с соблюдением прав человека в Чечне?

-- Нет, так как суд примет решение по конкретному делу. Но суд может отметить отсутствие эффективных средств правовой защиты в республике на период 2000 года.

-- Облегчит ли такая формулировка прохождение через Страсбургский суд других подобных дел? И сколько еще чеченских дел, которые ведет «Мемориал», лежат в канцелярии Страсбургского суда?

-- Мы ведем в Европейском суде около тридцати дел по заявлениям лиц, пострадавших во время чеченской войны. По ним проходит порядка семидесяти заявителей. Пока среди этих жалоб нет дел, признанных приемлемыми. Но мне кажется, что если мы выиграем процесс по этим шести делам, это положительно скажется и на остальных заявлениях. Ведь положительное решение будет означать, что в то время заявители не могли отстоять свои права в России.