Самое лучшее в новом фильме Стивена Спилберга -- название. И даже не название, а первые семь букв. Когда табло в нью-йоркском аэропорту имени Джона Кеннеди во время вступительных титров начинает выбрасывать на экран буквы T-E-R-M-I-N-A... -- кажется, что еще буква-другая -- и пойдет уж музыка не та. Нам покажут фильм с участием Арнольда Шварценеггера, где он в облике человека-машины из недалекого будущего два часа без перерыва будет стрелять и пробивать кулаком стены, чтобы отнять у человечества последнюю надежду на спасение или, наоборот, вернуть людям веру в себя. Но с последней предательской литерой все меняется: перед нами не «Терминатор», а «Терминал». И вместо «человека-машины» на экране мерзнет и втягивает плечи самый обыкновенный гражданин с лицом, напоминающим обветренную сдобную булочку.

Это Том Хэнкс, и хотя на сей раз он притворяется уроженцем вымышленной восточноевропейской страны Кракозии по имени Виктор Наворский, не узнать его невозможно. Именно этот господин во многом ответственен за то, что в последние десять--пятнадцать лет Голливуд из фабрики звезд и страны фантазий превратился в вызывающий заведомую изжогу комбинат по производству псевдоинтеллектуального фастфуда. Именно этот артист был пять раз номинирован на «Оскара» и дважды его получил, войдя таким образом в обойму самых значительных лицедеев современности. Именно на шестую номинацию и третью статуэтку он рассчитывал, подписывая контракт на участие в новом фильме Спилберга. На сей раз его мечтам явно не суждено воплотиться в реальность -- но тем не менее «Терминал» уже начал шествие по киноэкранам: на новый фильм Спилберга с Хэнксом кто же не пойдет? Пойдет всякий. И задача этого текста состоит в том, чтобы любыми средствами отвратить потенциальных зрителей от этого шага.

Но вернемся к Хэнксу-Наворскому. Волею судьбы он оказался в нью-йоркском аэропорту как раз в тот момент, когда в его родной Кракозии произошел военный переворот и, стало быть, все документы, выданные свергнутым правительством, оказались недействительны по всему земному шару. Работники аэропорта не в силах помочь Виктору, который в одночасье оказался бичом божьим, человеком без определенного места жительства; единственное, что чиновники могут сделать, не трогать Наворского, пока он находится в терминале аэропорта, на территории, которая непонятно кому принадлежит, в транзитной республике чемоданов и ручной клади. Наворский и здесь устраивается с основательностью, присущей любому обитателю недавнего соцлагеря: оборудует в заброшенном зале ожидания спальное место, учится зарабатывать на гамбургеры своевременным откатом багажных тележек куда следует и занимается прочими, такими же уютными делишками в компании сотрудников аэропорта, которые все как на подбор являются некоренными американцами. Довольно скоро пред взором Виктора появляется красивая, но явно неустроенная в личном плане стюардесса по имени Амелия (Кэтрин Зета-Джонс), которая сначала очень вовремя ломает каблук, потом принимает вполне медвежьи ухаживания, а к финалу и вовсе не мыслит своей жизни без очаровательного увальня со страшным акцентом. И разумеется, во всех начинаниях Виктора -- в том числе и в ухлесте за Амелией -- ему помогают новые друзья.

Чем заканчивается эта история, что придется испытать Виктору на пути к неизбежному хеппи-энду и как он в итоге снова оказывается «человеком с паспортом», можно узнать из фильма. Но лучше этого не делать и поверить на слово: Стивен Спилберг наконец-то, вопреки всем ожиданиям на исправление, которые роились в душе по просмотру «Искусственного разума», «Особого мнения», да и, пожалуй что, и «Поймай меня, если сможешь», выдал на-гора чудовищную, невозможную, непростительную даже рядовому американскому киноремесленнику продукцию, к которой лучше всего подходит не самое вежливое, но предельно точное русское слово «лажа». И чем более мастеровито стыкуются между собою засахаренные эпизоды, чем забавнее кажутся отдельные шутки, чем увереннее Наворский топает к счастливому концу -- тем невыносимее находиться в зале. Большая часть ситуаций, придуманных Спилбергом и компанией, вызывает чувство острого стыда даже в пересказе, так что не стоит занимать внимание их подробным анализом. С прискорбием придется лишь констатировать, что самый постыдный и отвратительный эпизод фильма связан с нашим соотечественником Валерием Николаевым, изображающим русского путешественника, которому злокозненные американские власти не разрешают вывезти из страны лекарства для мамы, -- и только находчивость Виктора помогает старушке в далекой России не отдать концы раньше срока. Понятно, что сняться у Спилберга, рядом с Хэнксом -- это большая честь, и ум у любого нормального человека в данной ситуации неизбежно зайдет за разум. Но так себя подставлять все же, пожалуй, не следовало. За державу в те несколько минут, пока герой Николаева истерит и сморкается на таможенном контроле, и вправду обидно. Такой эпизод вырезали бы даже из самого забубенного отечественного телесериала. Но у Спилберга он на удивление к месту. Потому что все остальное немногим лучше.

Автором сюжета «Терминала» в титрах заявлен не кто иной, как Эндрю Никкол -- очень талантливый окологолливудский человек, написавший сценарии к «Гатткаеке», «Шоу Трумена» и «Симоне», фильмам не самым ровным, но по части чистого искусства дающим «Терминалу» сто очков вперед. Никкол явно ни при чем -- воспользовавшись для разработки сценарной идеи реальной историей, он наверняка видел картину, в которой маленький человек оказывается наедине с огромным и враждебным миром. Возможно, он даже предполагал, что какая-нибудь стюардесса действительно обратит внимание на плохо одетого и еще хуже говорящего по-английски иностранца в сверкающем аэропорту. Но он явно не предполагал, что его идея окажется настолько опошленной. Во всем виноват Стивен Спилберг. Когда-то великий кинематографист, придумавший и воплотивший «Челюсти», «Индиану Джонса» и «Инопланетянина». А теперь остающийся в памяти расчетливым и неудачливым жучилой, стремящимся выжать хоть каплю невыносимо-приторного розового масла из любой ситуации. Не теряющим хватки ни при каких обстоятельствах. Продавшим смех и слезы за пригоршню долларов. Кредит доверия к этому бородатому Питеру Пэну оказался исчерпан, как представляется, навсегда. И в паспорте Спилберга, по которому он до этого времени беспрепятственно проникал в наши души, хочется, смачно подышав на штемпель, оттиснуть одну-единственную надпись: «Во въезде отказано». Навечно. Навсегда.