Сразу два эксперта по Северному Кавказу -- политик Руслан Аушев и ученый Алексей Малашенко -- в ходе своих вчерашних пресс-конференций предупредили о возможности негативного развития ситуации в зоне осетино-ингушского конфликта в связи с событиями в Беслане.

«Если до конца года там ничего не произойдет, можно будет считать, что на Кавказе пока ничего существенно не изменилось, -- сказал журналистам заместитель председателя научного совета Московского центра Карнеги Алексей Малашенко. -- Но сначала надо дождаться 13 октября». Как считает эксперт, по истечении 40-дневного траура по погибшим в Беслане давний конфликт между ингушами и осетинами может вспыхнуть с новой силой. И в этом случае в зону нестабильности будет втянут весь Северный Кавказ.

«Мы хорошо помним, как начинались столкновения в Пригородном районе Осетии в 1992 году. И новости, которые идут оттуда сейчас, не внушают оптимизма, -- сказал г-н Малашенко, имея в виду, очевидно, сообщения о спорадических конфликтах, возникающих между осетинами и ингушами после бесланской трагедии, и начавшийся исход ингушского населения с осетинской территории. -- Такие вещи часто начинаются с мелочей. В Фергане сначала тоже была просто драка на рынке, а потом случилась резня».

О возможном обострении в Беслане после сороковин предупредил и бывший президент Ингушетии Руслан Аушев. К нему тоже поступает информация о возросшей напряженности между соседями и о планах некоторых осетинских лидеров призвать соотечественников к оружию сразу же по истечении траура. «Мы знаем, какова политическая ситуация в Северной Осетии, -- сказал г-н Аушев. -- Наверное, есть политики, которые сейчас хотят разыграть этот конфликт в своих интересах и таким образом добиться успеха. Но этого ни в коем случае нельзя допустить».

По мнению бывшего ингушского президента, возобновление конфликта будет означать, что боевики, захватившие Беслан, достигли одной из своих целей. «Там закипит огромный общий котел, в котором будут и Чечня, и Дагестан, и Ингушетия, и Кабардино-Балкария, и Грузия, и каждый будет искать свой интерес», -- сказал политик.

Руслан Аушев отказался давать какие бы то ни было советы федеральным властям и действующим президентам Осетии и Ингушетии: «Все мои советы кончились 31 декабря 2001 года (в этот день г-н Аушев ушел в отставку с поста главы Ингушетии. -- Ред.)». Никаких политических постов на федеральном или республиканском уровне он занимать не намерен и даже сказал с улыбкой, что думал бы всю ночь, если бы Владимир Путин по новой технологии регионального управления предложил его кандидатуру ингушскому парламенту.

Комментировать очередную реформу властной вертикали г-н Аушев также отказался, а говорить предпочел просто как гражданин России. «На Кавказе сейчас все ищут следы, -- грустно пошутил экс-президент. -- Осетины ищут ингушский след, кто-то еще -- чеченский, третьи ищут арабский след, пятые -- негритянский. Хватит искать следы, пора развязывать кавказский узел». Начинать, с точки зрения г-на Аушева, следовало бы с переговоров, поскольку очевидно, что победить силой невозможно.

С кем именно надо вести переговоры, он не уточнил, но сообщил, что среди чеченского сопротивления есть обширная умеренная часть, с которой в отличие от радикалов еще можно что-то обсуждать. «Радикалов, которые готовы убивать и захватывать заложников, не больше 10%, -- считает политик. -- Но мы сами умножаем их число своим силовым нажимом». Переговоры, с его точки зрения, неизбежны, поскольку война должна чем-то закончиться.

Чем и как на самом деле должна закончиться война, не знают, похоже, и на самом верху федеральной власти. «То, что силовой путь непригоден, это аксиома для всех, -- говорит Алексей Малашенко. -- Но другая крайность -- переговоры. Я говорю крайность, потому что момент для них практически упущен. Сейчас они означали бы крах всей кремлевской политики на Кавказе. Да и с кем их вести? Наш любимый литературный герой -- это Масхадов. Но есть еще Басаев. Кроме того, разговаривать уже не о чем. Если бы Путин даже встретился с Масхадовым, это был бы разговор двух глухонемых. Масхадов не уйдет от идеи независимости, он не может прекратить боевые действия. А есть еще и кадыровцы, которые едва ли будут довольны такими переговорами».

При этом минимальная вероятность переговоров, по мнению Алексея Малашенко, все же сохраняется: он полагает, что «если нельзя победить в войне, то надо разговаривать», к тому же «четкая картина того, как это должно быть, у Путина пока не сформировалась». По мнению г-на Малашенко, помочь способны предстоящие парламентские выборы в Чечне -- если они не станут имитацией, подобно выборам президента 29 августа. Однако парламентские выборы в Чечне состоятся явно позже 13 октября, когда в Северной Осетии закончится 40-дневный траур. А о том, что необходимо прямо сейчас сделать во избежание возможного осетино-ингушского взрыва, по сути дела, ничего не сказали ни Алексей Малашенко, ни Руслан Аушев.

Зато г-н Аушев весьма подробно рассказал об обстоятельствах своего визита в бесланскую школу 2 сентября, когда ему удалось освободить 26 человек. Никаких предварительных договоренностей о выходе этих людей между ним и боевиками не было: «Я сказал их командиру: «Отпусти хотя бы грудных детей с матерями». Он подумал и сказал, что они могут уйти. Решение принимал сам, ни с кем не связывался. Их было 15 детей и 11 женщин, одна женщина потом вернулась, потому что в школе остались ее старшие дети».

Руслан Аушев считает, что штаб операции по освобождению заложников потерял около полутора суток -- ровно столько прошло с момента захвата до получения требований. «Требования были написаны на листке ученической тетради, меня попросили их прочитать вслух, чтобы убедиться, что я понял. Адресованы они были «его превосходительству президенту Российской Федерации Владимиру Путину от раба Аллаха Шамиля Басаева». Они требовали остановить войну, начать вывод войск и обещали войти в СНГ и остаться в рублевом пространстве». По словам г-на Аушева, он передал листок с требованиями в штаб, и вечером 2 сентября о них, видимо, доложили в Москву, поскольку принимать политические решения должны были на самом верху. Довести до Беслана волю Кремля должен был, видимо, советник президента Асламбек Аслаханов, но он прибыл на место уже после начала штурма.

Штурм, как говорит Руслан Аушев, планировался, но не должен был начаться именно в тот момент. Бывший ингушский президент полагает, что перестрелка была спровоцирована осетинскими ополченцами, которые приняли за сигнал к атаке два взрыва, прозвучавшие внутри школы около часа дня 3 сентября. Когда боевики начали стрелять по детям, не оставалось уже ничего, кроме как бросить в бой спецназ ФСБ. «Если бы не оказались потеряны первые полтора дня, пока мы не знали их требования, шансов вытащить оттуда людей было бы больше, -- сказал г-н Аушев. -- Могли бы появиться светлые мысли, можно было бы по крайней мере зайти туда еще раз и вывести кого-то еще. Хотя они ясно дали понять, что эти 26 человек -- единственный компромисс, и вообще вели себя гораздо жестче, чем в «Норд-Осте». Но после этих взрывов вариантов уже не оставалось».

Руслан Аушев полагает, что всю взрывчатку, размещенную в зале, боевики вполне могли привезти с собой -- «если они приехали на трех машинах, и одна из них была ГАЗ-66; там на дне можно разместить много мин». «У них были мины нового образца, видеокамеры по углам здания, на случай газовой атаки они выбили все стекла и разобрали полы. Они говорили, что в случае боя к ним придет помощь, -- видимо, были еще группы, которые готовили им коридор для отхода. Они сказали мне, что учли опыт «Норд-Оста».

На вопрос, почему опыт «Норд-Оста» не учли власти, экс-президент Ингушетии ответить не смог и лишь предположил, что учиться только предстоит. Не менее пессимистичен и Алексей Малашенко: «Корни последней серии терактов, безусловно, местные, и все данные о ближневосточном финансировании выглядят явно завышенными. Но те, кто воюет в Чечне и на Северном Кавказе, уже действительно считают себя участниками глобального джихада, системы, которая действует по своей собственной логике. Как с этим бороться, по большому счету в мире не знает никто. Ясно только, что жить в этой ситуации мы будем еще долго».