Через неделю после Беслана мы ехали в Москву из Домодедово с одним осетином, который только что встретил своих родственников, прилетевших с похорон. «Ты понимаешь, что произошло? -- спрашивал он меня абсолютно подавленно. -- Пришли 30 сволочей и нагнули всю страну. Они, эти 30, показали, что страны просто нет, ее не существует, сколько ни надувай щеки. Понятно, сейчас наши используют момент, чтобы закрутить все возможные гайки. Но то, что надо было, все уже увидели: с Россией можно делать все что угодно. А представляешь себе, если бы пришла не одна группа, а пять? Десять? Пятьдесят? Думаешь, там народу на 50 таких групп не хватит?»

Хватит. И это особенно пугает, когда видишь, что ответить Шамилю Басаеву -- или кто бы там ни был вместо него -- власть может только странными телодвижениями, труднообъяснимыми с точки зрения здравой логики управления.

С терроризмом предложено бороться путем изменения схемы формирования органов власти. Верит ли хоть кто-то в стране и мире в то, что отмена губернаторских выборов поможет победить террористов, -- вопрос риторический. Какое отношение к борьбе с терроризмом имеет партийный парламент и зачем в придачу к нему создается некая общественная палата с парламентскими функциями -- вопрос из того же разряда. В качестве возможного ответа на этот вопрос и дома, и за границей уже появились разные страшные версии, будто это сама верховная российская власть собралась превратить катастрофу Беслана в свой "поджог рейхстага". Но это была бы уже политическая логика. А ее, к сожалению, в действиях власти не просматривается.

Весь проект усиления, запущенный после Беслана, свидетельствует о том, что процесс принятия решений происходит в некой виртуальной реальности. Сформирована эта реальность самими политиками, и, если угодно, подконтрольными им СМИ. Конечно, пропаганда всегда была важным и эффективным инструментом управления для режимов, не слишком уверенных в политической зрелости подданных. Ее сила и смысл состояли в том, чтобы выстроить виртуальную реальность для публики. Но в тот момент, когда внутри этого искусственного мира оказываются и сами создатели, система начинает барахлить: вызовы, которые она получает, абсолютно реальны, а ответы продиктованы ложными посылками и несуществующими обстоятельствами. Поэтому такие ответы неадекватны.

В первые два дня Беслана российская власть была похожа на свою дряхлую предшественницу: лепет насчет истинного количества жертв сразу оживил в памяти Чернобыль -- о той катастрофе первыми узнали слушатели зарубежных «радиоголосов». По бессмысленности оба эпизода больше всего напоминают рефлекторное поведение страуса. Как будто 354 заложника -- чем-то лучше, чем 1400, и как будто правду удастся скрыть. Да в том-то и дело, что даже если удастся, она не перестанет быть правдой. А люди, принимающие решения, будут исходить не из этой самой правды, а из каких-то придуманных ими обстоятельств.

В том, что так часто бывает, по сути, признавался сам президент -- например, когда прилетел в Грозный после смерти Ахмата Кадырова и увидел руины, поразившие его воображение. Или в Ингушетии -- тем утром, после назрановского погрома 22 июня, когда он заявил, что не представлял себе ситуацию в полном объеме.

Сейчас в связи с Бесланом нарочито умалчивают о Чечне. Велик, конечно, соблазн предположить, что это делается исключительно с политкорректной целью -- не возбуждать в обществе и без того сильную неприязнь к чеченцам. Но выглядит это, к сожалению, иначе: как будто власть сама верит, что ситуация в Чечне урегулирована, а если кто и бандитствует на Северном Кавказе, то только злоумышленники из-за рубежа.

Возможно, этот разрыв с реальностью зашел пока еще не так далеко, и люди у власти сохраняют полную ориентацию во времени и пространстве. Скрыть же реальность они стараются от населения -- под любыми благовидными предлогами. Но коль скоро это так, значит, власть заранее сама изолирует себя от общества.

В таком случае непонятно, на какую консолидацию могут рассчитывать авторы пламенных заявлений, прочитанных по всей стране во время так называемых антитеррористических митингов, куда по старым советским рецептам сгоняли студентов и бюджетников.

Источником власти в России является народ -- так написано в Конституции. Но если власть начинает скрывать от народа происходящее -- неважно, что не целиком, а только в какой-то части, -- значит, власть оторвалась от своего источника. И если дело действительно дошло до войны, утверждать, что ее объявили «всем нам», в этой ситуации уже может быть слишком поздно, да и бесполезно.

Больше того, в этой ситуации предложение набора антитеррористических инициатив начинает напоминать поведение продавца, который хочет заставить покупателя купить у него ненужную вещь, вроде телефона с видеокамерой и правом на участие в розыгрыше пятидесяти «Жигулей». Граждане готовы покупать безопасность, а им, пользуясь случаем, предлагают купить еще чуть-чуть вертикали власти.