|
|
N°102, 14 июня 2001 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Смерть бледнолицего
Тимоти Маквей погиб именно так, как хотел
Тимоти Джеймс Маквей умер с открытыми глазами. Последними словами, услышанными 33-летним героем войны против Ирака, убившим больше американцев, чем Саддам Хусейн, были We are ready («Мы готовы»), сказанные начальником индианской тюрьмы, где состоялась казнь. По этому сигналу невидимые палачи открыли краны трубочек, из которых по жилам Маквея один за другим растеклись три препарата, образовавшие смертоносный коктейль стоимостью 86 долларов.
В это утро те же препараты ввели тысячам пациентов американских больниц, но в другой дозировке. Первый усыпил Маквея, второй расслабил ему мышцы и вызвал коллапс легких, а третий остановил сердце. На самом деле для умерщвления можно обойтись лишь третьим, но два других вкалывают из гуманности: первый -- по отношению к приговоренному, который мирно засыпает, второй -- по отношению к зрителям, которые в противном случае увидели бы конвульсии и предсмертные гримасы.
«Подумаешь, заснул! -- возмущался через час после казни седовласый мужик фермерского вида в кафетерии гигантского универмага «Уолл-март» под Нью-Йорком. -- Я бы засунул его в мусорный бак и закопал!»
Согласно опросам от 69 до 77% американцев считали, что Тимоти Маквей должен умереть. Но нет опросов, показывающих, для скольких американцев он останется героем, бросившим вызов тираническому правительству. Их тоже немало. Он, безусловно, оправдал их ожидания и шел на смерть спокойно. Вместо последнего слова, на которое согласно 50-страничному федеральному руководству «Процедура смертной казни» ему дали ровно четыре минуты, Маквей вручил начальнику тюрьмы переписанное им от руки стихотворение малоизвестного английского поэта XIX века Уильяма Хенли. Теперь эти строчки будут заучивать наизусть дети американских тираноборцев: «Я благодарен всем богам // За душу непокорную свою // В когтях невзгод // Я не поморщился и в голос не кричал».
В сердце Маквея стучал пепел коммуны сектантов под техасским городом Уэйко, сгоревшей, когда ее стали атаковать фэбээровцы. В огне погибло около 80 человек, в том числе пара десятков детей. Сотрудники ФБР, ответственные за аутодафе, получили нагоняи, но никто из них не сел в тюрьму и даже не вылетел с работы. Маквей вознамерился отомстить вашингтонскому Левиафану и намерение свое выполнил. «Он считает себя победителем», -- заметил один из авторов недавно вышедшей книги «Американский террорист».
Он ушел нераскаянным и несогнутым. Лишь за несколько дней до смерти Маквей впервые выразил сожаление, что погибло столько народу, но тут же философски добавил, что без этого не бывает. Он также отмечал, что забрал с собою 168 жизней, а взамен отдает лишь свою. Оклахомский теракт был для него военной операцией, и он выполнил боевую задачу.
Люди, чудом уцелевшие во время взрыва, и родные погибших имели право наблюдать за казнью в прямой трансляции в Оклахома-Сити. Разрешение на это получили примерно тысяча человек. Около 700 отказались сразу, еще несколько десятков передумали в последний момент, и у телеэкрана уселись всего 232.
Когда поднялся занавес, они увидели Маквея, который лежал на кожаной кушетке и был до подбородка покрыт белой простыней, скрывавшей иглу у него в ноге и ведущую к ней трубочку. Он поднял голову и по очереди взглянул в глаза каждому из свидетелей, сидевших в соседних комнатах за толстым стеклом просмотровых окон. Это были журналисты, приглашенные Маквеем знакомые, анонимные официальные лица и десять пострадавших, которые попали на казнь по жребию. Потом Маквей уставился в потолок и ни разу не моргнул глазом, пока не умер. Одна из зрительниц трансляции казни позднее сказала, что, судя по глазам Маквея, он ни о чем не жалел и, если бы мог, сделал бы то же самое еще раз.
У тюрьмы в индианском городке Терри-Хоут собралась полуторатысячная орда репортеров и всего около 200 профессиональных противников высшей меры вместо обещанных 60 тысяч. Враги смертной казни в массе своей хранили молчание. Смертник был не негр, не латиноамериканец и не краснокожий, то есть не член одного из охраняемых меньшинств. Он был явно в своем уме, а те, кто общался с ним, характеризовали его как хорошо воспитанного и доброжелательного молодого человека с хорошим чувством юмора. Америка впервые за десятилетия столкнулась со смертной казнью, против которой ей решительно нечего было возразить. Она особо и не возражала, и Маквей умер ко всеобщему удовольствию.
Владимир КОЗЛОВСКИЙ, Нью-Йорк