Экспозиция под названием «Император Павел I», открытая в обшарпанном Центральном выставочном зале -- Манеже -- Петербурга и посвященная 250-летию со дня рождения монарха, не может считаться большим событием культурной жизни. Несмотря на то, что Манеж самое неангажированное, свободное от идеологических штампов традиционного музея место. Приходя сюда, на нейтральную для всех музеев территорию, зритель вправе ожидать неожиданных ходов и откровений. Увы, на этот раз их здесь нет. Несмотря на обилие уникальных вещей, собранных из множества петербургских музеев (Павловск, Гатчина, Русский музей, музей А.В. Суворова) и архивов (ГАРФ, РГАДА, РГИА), экспозиция вышла заурядной. Еще в советских литературных музеях принято было «забалтывать» любую тему, вместо оригинальных идей предлагая дежурный набор мемориальных символов: портреты, мундиры, оружие, книги, чайные сервизы, дамские платья, архивные документы, планы дворцов, карты, макеты. Этот же набор присутствует и на новой выставке, отвечая в данном случае за «дух времени» рубежа XVIII и XIX веков, того, что принято считать павловской эпохой.

Чем дальше проходишь по экспозиции, тем более оказываешься во власти скуки смертельной. Мысли, которая могла бы поразить и при меньшем числе вещей, нет. Нет тех замечательных людей, которые создали этого монарха, -- архитектора Баженова, просветителя и издателя Новикова. Нет повести о Михайловском замке -- главной мечте. Столь важного для монарха Казанского собора также нет, хотя именно этот храм -- «своенравца римский сон», по меткому выражению Бенедикта Лившица -- иллюстрировал соображения Павла о соединении православной и католической церквей под своей властью.

Мне кажется, я уже готов согласиться на любую трактовку личности Павла -- несчастного строителя уродливого замка, запутавшегося рыцаря, несвоевременного и неудачливого политика, милитариста, обреченного на убийство. Но даже если экспонаты и дают возможность сочинять самому, то непонятно, что именно: идейная канва не дана, внятная история не рассказана. Организаторы выставки попались в ловушку. Искусство XVIII века, в отличие от искусства следующего столетия, не литературно. Оно если и повествует о чем-либо, то крайне замысловато, используя язык аллегорий и метафор. Показать вещи XVIII века в большом количестве недостаточно для успеха экспозиции. Людей, готовых освободиться от предрассудков в восприятии личности императора Павла I, уже предостаточно, но выставка в петербургском Манеже не дает им возможности сделать это.