|
|
N°150, 23 августа 2004 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Выложился без остатка
Памяти актера Виктора Авилова
Позавчера в новосибирской больнице от рака печени умер Виктор Авилов -- замечательный актер, харизматический герой студийного движения 70--80-х годов. Ему шел пятьдесят второй год, большую половину своей жизни он работал в Театре на Юго-Западе. Мало сказать, что Авилов был лучшим из актеров в лучшем из московских театров-студий, -- он был живым символом, воплощением мечты о гениальном самоучке-актере, который играет так, как не умеют и не пытаются профессионалы.
Основным актерским свойством Виктора Авилова была истовость игры, имеющая мало общего со школой переживания и ничего общего -- с инстинктом самосохранения. Однажды он сказал о себе так: «...Мои роли делятся на два рода. Есть такие, которые я просто «играю». Лицедействую. <...> А есть другие, которые связаны с сокровенными, глубинными вещами во мне». Мысль вроде бы не слишком оригинальная, но важно понять, как «лицедейское» и «сокровенное» в игре Авилова соединялись с исходной истовостью. Когда Авилов начинал комиковать, играя Кочкарева в «Женитьбе» или портного Заморыша во «Сне в летнюю ночь», он не стеснялся никаких пережимов, никаких вкусовых прегрешений. Собственно, тут и говорить о нормах хорошего вкуса было бессмысленно: не станем же мы обсуждать, со вкусом или без оного бурлит и фонтанирует гейзер. Авилов обладал совершенно фантастическим умением выкладываться, отдавать себя игровой стихии до конца: это умение обязывает забывать о многом, и о чувстве меры в частности.
Публика обожала авиловское лицедейство, но нетрудно понять, что сам актер больше дорожил ролями, требующими крупных душевных затрат. Гамлет, Калигула, Беранже в «Носорогах» Ионеско -- вот что он любил по-настоящему, и дело тут вовсе не в традиционной иерархии театральных жанров, где трагик всегда стоит выше комика. Для Авилова было важно, что в подобных ролях можно выложиться до последнего предела и даже зайти за грань -- обнаружить и отдать то, что сам за собою не знаешь.
Со второй половины 80-х годов Виктора Авилова стали активно снимать в кино и на телевидении. Фильм Олега Тепцова «Господин оформитель» (1987), рекламировавшийся как «первый советский мистический триллер», теперь основательно и заслуженно забыт; сериалы «Узник замка Иф» (1988), где Авилов играл графа Монте-Кристо, и «Мушкетеры двадцать лет спустя» (1992, роль Мордаунта) время от времени всплывают на телеэкране. Сам актер из своих кино- и телеработ больше всего дорожил ролью Арбенина в «Маскараде» -- малоизвестной постановке питерского ТВ. Видимо, в ней он обнаружил для себя еще одну возможность выложиться -- возможность, о которой даже и не думали режиссеры, интересовавшиеся лишь сугубо эффектной внешностью Авилова.
Он отнюдь не шутил, говоря, что его болезнь связана с его актерской работой, а именно с ролью Воланда в «Мастере и Маргарите» -- ролью, которую он играл, твердо зная, что лучше бы ему за это дело не браться.
"Я не суеверный, -- сказал Авилов в одном из интервью. -- Я просто знаю, что те силы, о которых идет речь в романе Булгакова, существуют. Мы привезли "Мастера и Маргариту" в Берлин. И там у меня было две клинические смерти. Меня вытаскивали с того света". Это правда: так было. Я не думаю, что булгаковский роман нужно раз и навсегда запретить для театрального употребления, однако я уверен, что в роль Воланда актеру нельзя входить, не придумав себе что-то вроде «защитного скафандра». Вся театральная судьба Авилова строилась на принципиальном и великолепном пренебрежении самозащитой. Эта судьба доведена до конца, жизнь без остатка роздана нескольким зрительским поколениям, и ощущение утраты смешивается с каким-то горестным, самого меня пугающим восторгом.
Александр СОКОЛЯНСКИЙ