|
|
N°125, 19 июля 2004 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Как поменять катарскую тюрьму на российскую
Адвокаты двух россиян, обвиненных в убийстве в Дохе 13 февраля чеченского сепаратиста Зелимхана Яндарбиева, подали апелляцию на приговор, вынесенный 30 июня судом Катара. 21 июля в Дохе состоится первое судебное заседание по рассмотрению апелляции. О том, что будет дальше и как облегчить судьбу российских разведчиков, обозревателю газеты «Время новостей» Елене СУПОНИНОЙ рассказывает известный адвокат, экс-министр юстиции Катара (с 1995 по 1997 год), а ныне глава Международного комитета по защите узников Гуантанамо г-н Наджиб ибн Мухаммад ан-НУАЙМИ. Он начинал карьеру как юрист нефтегазовой корпорации Катара, потом работал юридическим советником дивана (канцелярия) эмира. Причем его взлет начался в июне 1995 года, когда в Дохе пришел к власти нынешний эмир Хамад бен Халифа Аль Тани.
-- Прокурор Ибрагим ан-Нысф приговорил обвиняемых к пожизненному заключению, но адвокаты вновь настаивают на их невиновности. По вашим данным, есть ли у них новые аргументы?
-- У адвокатов есть к чему апеллировать. К тому, например, как и где были арестованы россияне, а именно на вилле, арендованной и оплачиваемой посольством России в Катаре, а посему пользующейся дипломатической неприкосновенностью. Это один из доводов процессуального характера. А есть еще объективно-содержательные вещи. Так, обвиняемые не признали своей вины в суде, а только на следствии, что вызывает вопросы.
-- Извините, но эти аргументы уже слышали все, в том числе и суд. А есть ли новые доводы?
-- Из того нового, что мне известно, -- защита будет напирать на политический характер приговора. Он не был обычным в юридическом смысле этого слова. Впервые в истории судопроизводства Катара приговор содержит обвинение государства, чьи граждане подозреваются в совершении преступления. Потом вы не забывайте, я же не адвокат россиян, а лицо нейтральное, я никого не защищаю. Но я очень хорошо знаком с судебной системой Катара и как адвокат, и как министр юстиции в прошлом, и беседую с вами с этой позиции. И я прекрасно знаю мнение прокуратуры, которая считает приговор очень мягким, поскольку эти двое, как ни крути, но признались в совершении преступления.
-- Есть мнение, что российские адвокаты зря подали апелляцию, так как в Катаре были случаи, когда это осложняло обстановку. То есть апелляционный суд, рассматривая приговор о пожизненном заключении, вдруг решал, что этого маловато, вынося решение о смертной казни.
-- Да, опасность ужесточения приговора есть. Насколько мне известно, прокуратура намерена была на этом остановиться, но только в случае, если защита не опротестовала бы приговор. Теперь же, когда адвокатская группа все-таки подала апелляцию, прокуратура тоже, скорее всего, подаст апелляцию на приговор. Так что они еще могут прийти к смертному приговору. Но я думаю, такого все-таки не произойдет.
-- А вы считаете приговор жестким или мягким?
-- Не мне судить. Но вот в чем я уверен, так это в том, что приговоры не должны содержать обвинений против какого-то государства. (30 июня катарский прокурор, зачитывая приговор, объявил, что обвиняемые действовали по приказу российского руководства. -- Ред.) Суд должен рассматривать конкретное уголовное преступление и не вдаваться в политику, причем даже в том случае, если подозреваемые были связаны с государственными структурами. Это мое личное мнение, но политика не должна влиять на приговор.
-- 21 июля апелляционный суд уже вынесет решение?
-- Нет, это будет первое заседание, ознакомительное. Потом будет, скорее всего, перерыв до октября. Осенью должно последовать решение. Но адвокаты вправе и на этом не останавливаться. В течение месяца после решения апелляционного суда они могут обратиться в кассационный суд (махкамат ат-тамииз. -- Ред.). Это уже последняя инстанция. Она в течение месяца-двух окончательно решает, насколько справедливым был приговор. Так что все судебные этапы по этому делу должны закончиться к январю-февралю будущего года.
-- В Катаре пожизненное заключение -- это сколько?
-- 25 лет. И через десять лет может быть рассмотрено прошение о помиловании. Однако есть очень важный момент в отношении иностранцев: два государства, в данном случае Россия и Катар, могут договориться о том, чтобы арестованные отбыли срок на родине. Это очень возможно. Так происходит, к примеру, с гражданами США, арестованными в Мексике или других латиноамериканских странах. Часто их переводят в американскую тюрьму.
-- В Дохе не побоятся, что в России их просто отпустят на свободу?
-- Если будет договоренность, то такое не должно произойти. Американские власти выполняют договоренности: в их тюрьмах переданные им заключенные-американцы отсиживают все, как полагается.
-- Но между Катаром и Россией нет соответствующего юридического соглашения.
-- Это не обязательно. Можно договориться по конкретному случаю.
-- Почему эмир Катара шейх Хамад бен Халифа Аль Тани не амнистирует как можно скорее россиян? Ведь у него есть такое право, да и поговаривают, что на этот счет есть договоренности между эмиром и нашим президентом?
-- Вы представляете, что будет, если эмир будет всех тут же амнистировать? Какое же это правосудие? Эмир у нас очень добрый и справедливый, это человек с широкой душой. Он понимает чувства и родственников жертвы, жены и детей Зелимхана Яндарбиева. В то же время он понимает, как страдают сейчас семьи этих двух россиян. И эмир не может в одночасье амнистировать приговоренных, если правосудие решило, что они виновны. Пока удалось избежать смертного приговора. А ведь многие юристы в Катаре предполагали, что россиян приговорят к смерти! Поэтому-то я и говорю, что президент России и Его Высочество эмир Катара вполне могут договориться, чтобы срок россияне отбывали в своей стране. Это было бы самым сбалансированным решением. Родственники убитого знали бы, что эти люди находятся в тюрьме, а родственники россиян могли бы их навещать в российской тюрьме и так далее. Но обо всем этом можно договориться только после того, как завершатся все этапы судопроизводства. Это невозможно сегодня или завтра, тем более теперь, когда подана апелляция.
-- Вы, похоже, считаете, что апелляция не пойдет на пользу россиянам?
-- Ну кто его знает, как это все повернется...
-- А вообще когда и как обычно эмир амнистирует преступников?
-- Обычно спустя какое-то время, не сразу, причем амнистия часто приурочивается к официальным поводам, торжествам, визитам. До этого на имя Его Высочества поступает отчет МВД о поведении заключенных в тюрьме. О том, что они вели себя хорошо, если это так, что они сожалеют о содеянном, что они выплатили дийю. (В шариате плата за кровь, денежная компенсация за убийство или увечья. Выплачивается жертве или родственникам. -- Ред.)
-- А если родственники жертвы не согласятся на смягчение наказания виновным в обмен на компенсации?
-- Тут главное, что решит суд. Если родственники не согласны, то выплаченная сумма будет храниться судебными органами, пока родственники не изменят решения.
-- А какова сумма компенсаций?
-- По-разному. Бывает, и 100 тыс., и 200 тыс. риалов (55 тыс. долл. -- Ред.), и больше. В случае с россиянами, однако, о дийе вряд ли пойдет речь, так как они и убитый -- представители разных вер, ведь Яндарбиев мусульманин. Бывает, если преступники и жертва являются мусульманами, то дело рассматривает не гражданский, как сейчас, а шариатский суд. И тогда в обмен на компенсации родственники могут простить преступника, который через год-два будет амнистирован.
-- Вы сказали, что в случае пожизненного заключения прошение о помиловании можно подать не раньше чем через десять лет. Разве эмир не может амнистировать арестованных раньше?
-- Эмир может многое. Но если говорить об обычных процедурах, то не раньше чем через десять лет.
-- Я слышала, как в Москве некоторые чиновники критиковали российскую защиту. Мол, слишком много говорили не по делу, раскрывали карты раньше времени... На ваш взгляд, были ли какие-то ошибки у адвокатов?
-- У катарского адвоката Мухсина Ас-Сувейди больших полномочий не было, всем занимались российские защитники, они руководили, как и что надо делать. Ошибки были и с их стороны, и со стороны российских властей. Во-первых, ошибкой был арест в Москве двух ни в чем не замешанных катарских спортсменов. Это произошло в феврале, сразу после того, как в Дохе были арестованы россияне. И хотя потом катарцев отпустили, но это была очень большая ошибка, она отрицательно сказалась на настроениях в Дохе. Во-вторых, российская сторона сама слишком политизировала процесс. Вместо разговоров о юридических, процессуальных вещах, они говорили о политике.
Сами арестованные тоже растерялись. Надо признать, к примеру, что МВД и прокуратура Катара имеют большие полномочия и власть над арестованными. К ним не сразу допускают адвокатов или консула, это может случиться в лучшем случае через неделю. Это такой способ психологического давления: заключенный не общается ни с кем, не знает, что происходит. За это время следователь может его допросить. Я и другие юристы это критикуем, и скоро все изменится, так как у нас будет принята новая конституция. (В апреле 2003 года население Катара одобрило 96,6% голосов текст новой конституции на референдуме. Сама конституция, по которой будет создан парламент, будет официально принята в первой половине 2005 года. Ее принятие -- хороший повод для амнистий эмира. -- Ред.) И когда россиян арестовали, то к ним не сразу допустили адвоката и консула. Между прочим, американцы в Гуантанамо используют те же методы. Многие подписали там признания исключительно под нажимом, люди в Гуантанамо соглашаются признать и то, чего не делали, лишь бы их оставили в покое.
-- И как должны были вести себя арестованные россияне?
-- Они должны были молчать, а они говорили. Молчать надо было. Пока их не навестил бы адвокат или консул.
-- Может, им вкатили укольчики специальные и они под лекарствами разговорились?
-- Нет, уверяю вас, у нас такого нет. Я сам был министром юстиции и знаю, в Катаре такие методы дознания использовать запрещено. В 1996 году, как раз тогда, когда я был министром, в Катаре случилась попытка государственного переворота. Против эмира! Знаете, в некоторых странах заговорщиков вообще сразу устраняют, а у нас в Катаре я, когда узнал, что пойманных пытали, закрыл все досье, содержание которых было составлено нашими особыми органами на основе таких методов. И все это было сделано, арестованным предоставили адвокатов, и были соблюдены все нормы.
-- Среди заговорщиков были и родственники эмира?
-- Да, один из них был двоюродным племянником эмира. Вот как раз тогда и был случай с апелляцией: их приговорили к пожизненному заключению, а после подачи апелляции апелляционный суд, уже после моей отставки, пересмотрел приговор и объявил о смертной казни. Я был противником того, чтобы апелляционный суд ужесточал наказание, протестовал против этого, но такое решение было принято судьями. По апелляции приговор должен либо подтверждаться, либо смягчаться, иначе зачем апеллировать?
-- Тех заговорщиков казнили в соответствии с приговором?
-- Нет, они в тюрьме, но их не казнили. И не казнят. В Катаре уже много лет нет смертных казней. Катарское общество выступает против принципа смертной казни. У нас такое приведет только к худшим последствиям. К тому же я знаю эмира, его характер. Ему противна идея казни. Не случайно те заговорщики, а среди них были военные, не были отданы под военный трибунал. Эмир Катара противник убийств, это же касается и российских арестованных.
-- В 2002 году в Катаре иорданского журналиста Фираса аль-Маджалли приговорили к смерти за шпионаж, потом, через год, правда, его отдали иорданским властям. А тогда судебный приговор содержал обвинения против Иорданского Королевства?
-- Нет-нет, ничего такого не было, это действительно впервые случилось в Катаре 30 июня -- в отношении России. Но так быть не должно. Если мы хотим судить правительства, то это не должно делаться в местных судах, для этого есть международные инстанции, для этого существуют другие процедуры, -- словом, все должно делаться иначе.
-- Так, как вы это делаете в отношении американского правительства? Вы же возглавляете Комитет по защите заключенных, содержащихся на американской базе Гуантанамо на Кубе?
-- Да, мы обвиняем именно правительство США. Условия на базе Гуантанамо ужасны. Там нарушаются все международные юридические нормы, права человека, заключенные подвергаются унижениям и пыткам. На примере тюрьмы «Абу-Грейб» в Ираке вы уже знаете, что это такое. И я обращаюсь к правительству России с просьбой-вопросом: почему не отпускают на свободу тех семерых россиян, которых американцы передали России из Гуантанамо? Они находятся в одном из изоляторов на Северном Кавказе, без всякого суда. Я знаю это, так как общался с их родственниками где-то полтора месяца назад.
-- Вы, возможно, упустили это из виду, но как раз в июне, если я не ошибаюсь, их отпустили на свободу. А двое из них, некие Кудаев и Оджиев, даже собираются подать в международные инстанции иск против американских властей за плохое обращение и унижения на Гуантанамо.
-- Это правильное решение. Они могут обратиться и ко мне. И это будет не первый случай. Я вот сейчас обращаюсь с иском против правительства США по поводу кошмаров в тюрьме «Абу-Грейб». Некоторые иракцы связались со мной, и сейчас я представляю их интересы, в том числе интересы родственников человека, умершего от пыток в тюрьме «Абу-Грейб». Конечно, это непросто. На минувшей неделе я летел из Великобритании в США, и американцы меня не пропустили через пограничный контроль в аэропорту, хотя у меня была виза: они сослались на то, что я не отдал им на контроле выездную анкету, когда выезжал в прошлый раз, хотя никто ее не требовал. Меня отправили обратно в Лондон тем же самолетом через три часа.
-- Каких сумм требуют иракцы в качестве компенсаций?
-- Суммы такого же порядка, какие были выплачены родственникам жертв терактов 11 сентября 2001 года в США. И такого же порядка, что согласилась Ливия выплатить за катастрофу в 1988 году американского самолета над Локкерби (10 млн долл. каждой из 270 пострадавших семей. -- Ред.).
-- Давайте вернемся к нашему катарскому делу. Каковы условия содержания заключенных в Катаре? У арестованных иностранцев есть какие-то привилегии?
-- Особых привилегий нет. Другое дело, что есть и катарцы, и иностранцы, с которыми даже в тюрьме обращаются как с особо важными персонами, их помещают в ВИП-тюрьмы, а то и вообще на особые виллы. Так, все то время, что шел судебный процесс, россияне находились не в тюрьме, а на вилле, в особом месте.
-- А теперь?
-- Теперь я точно не знаю. Но, по-моему, этот вопрос как раз решается на переговорах с посольством России, переведут ли их в тюрьму, оставят ли там, где были. В любом случае есть и ВИП-тюрьмы, где условия очень неплохи. А россияне наверняка будут сидеть в ВИП-тюрьме.
-- А вдруг их переведут в обычную тюрьму. И местные заключенные мусульмане их побьют, а то и прибьют?
-- Во-первых, не переведут. А во-вторых, у нас в Катаре нет такого.
-- Чем отличается обычная тюрьма от ВИП? Наличием кондиционеров?
-- Это отдельные комнаты, для каждого своя. Есть телевизор, мебель, стол, приносят местные газеты (в Катаре издаются и на арабском, и на английском. -- Ред.). Есть даже прислуга. Вот только выходить нельзя. А кондиционерами у нас оснащены все тюрьмы, и обычные, и привилегированные. Это же элементарное соблюдение прав человека, когда на улице 50 градусов жары. Раньше, надо признать, кондиционеров в тюрьмах не было, но это было тогда, когда их вообще было мало даже в домах.
-- Может, у них там и бассейн есть? В некоторых западных ВИП-тюрьмах бывает и такое.
-- Нет, бассейна нет. Но на прогулки они ходят. И люди из посольства их посещают. И между прочим, посольство за их содержание и питание там ничего не платит.
Беседовала Елена СУПОНИНА