|
|
N°106, 22 июня 2004 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Чеченские маршруты российской государственности
В течение последних четырех лет в Чечне шел труднейший процесс военного и политического урегулирования. Но это было не решением частной проблемы: на примере Чечни Путин должен был показать России и всему миру, какую, собственно, государственность он намерен строить, и обосновать, на каких принципах и ценностях она будет основана, -- ведь в противном случае столь жесткую борьбу против сепаратизма ничто оправдать не могло.
СССР разваливался относительно спокойно, а у многонациональной и федеративной России какие основания, чтобы защищать свою целостность? Какая идеология? Какая миссия? Какое оправдание? На чеченском примере Путин должен был продемонстрировать новое содержание российской государственности. А значит, это была не техническая, а принципиальная проблема, связанная с судьбой всего народа, с судьбой России как государства и нации.
Ответ был избран следующий: находящаяся под контролем федеральных войск Чечня силовым образом принуждается к принятию общероссийских правовых и административных норм, приводится к состоянию демократического гражданского общества по стандартам всех остальных территорий России. Гигантская и кровавая цена была заплачена за это решение, и тем самым демократические и гражданские нормы приобретали «священный» характер, оплаченный жизнями и смертями, мучениями и пытками, невероятными страданиями. По сути, вывод из второй чеченской кампании и политических процессов 2002--2004 годов можно было сделать такой: светская административная система любого российского региона -- со всеми ее плюсами и минусами -- настолько ценная вещь, что за нее не жалко уничтожить тысячи жизней, пролить море крови.
Отвечая на требование обосновать ценность содержания новой российской государственности, Путин отложил этот ответ, настаивая лишь на негативной программе: нет -- сепаратизму, территориальная целостность или смерть! Это было жестким шагом, но лишь половиной ответа. Позитивная часть была неясна. Чему «нет» -- понятно. А чему «да»?
Кадыров был несущим элементом всей конструкции, на успехе операции «Кадыров» держалась вся легитимация современной России: мы не будем распадаться, потому что не будем ни за что. Без объяснений. Это и есть «Кадыров», его содержательное значение для российской государственности.
Огромными усилиями при Кадырове Чечня была подогнана под общефедеральный стандарт. Чтобы юридически уравнять буйную кровоточащую Чечню со всеми остальными регионами, были предприняты чрезвычайные усилия; полная мобилизация федерального центра, сосредоточение всего военного и административного ресурса, помноженные на стальную волю и могучий властный инстинкт самого Ахмат-хаджи Кадырова, силой и убеждениями заставившего представителей различных тейпов, вирдов и даже ряда сепаратистских отрядов признать его личную власть, которую он, в свою очередь, преподносил Кремлю как чеченское продолжение общероссийской вертикали.
Кадыров был главным модулем всей российской государственности: на нем держалось обоснование борьбы с сепаратизмом, легитимация жестких антисепаратистских мер в глазах Запада, компромиссный баланс между общероссийскими федеральными нормами и уникальностью живого и удивительно своеобразного чеченского общества, никак в эти рамки не вписывающегося. Смысл кадыровского режима состоял в том, чтобы продемонстрировать всем: российская государственность способна легитимно укротить любые формы внутреннего сопротивления, а значит, она безусловно ценна -- раз, и эффективна -- два.
Но кто-то затаился. Кто-то ждал, пока вся система кадыровского правления закрепится, утрясется, приобретет видимость стабильности и устойчивости. Когда Кадыров станет незаменим для Кремля не только в Чечне, но и в общенациональном масштабе, и еще шире, в мировом: мол, Россия справилась.
9 мая 2004 года на стадионе в Грозном прогремел взрыв, который был нацелен в самое слабое место всей современной российской системы. В точку ее легитимации -- ценностной и технологической. И этой цели он, увы, достиг. Если принять Кадырова и его систему за единицу, мы отброшены не просто к нулю, но к минус одному. Было -- и нет. И Путину предстоит ни больше ни меньше как снова давать ответ на вопрос о смысле и значении российской государственности, о ее ценности, снова обосновывать содержательную часть, которая оправдала бы настойчивость в сохранении цельности государства, опять демонстрировать эффективность и возможность «справиться». Буквально так: скажите нам, в чем смысл и ценность этого государства, и мы решим, имеет ли смысл защищать его цельность, и определим подходящую цену.
Все сценарии решения нынешнего чеченского кризиса сопряжены не просто с эффективностью тех или иных технологий, пиар-кампаний, медийных стратегий или систем политических договоренностей между чеченскими кланами, тейпами, группировками и ветвями федеральной власти, но и с новым обоснованием ценности и эффективности самой российской государственности в целом. Прежняя система оказалась технологически выигрышной, эффективной, но совершенно бессодержательной и, как выяснилось, весьма хрупкой. Эффективность всегда краткосрочна. И если она отрывается от содержания, то закономерно приходит к обратным результатам -- таков характер современных политических пиар-кампаний: быстрая мобилизация, стремительные яркие действия, жесткое выбивание требуемого результата и... передышка до следующей кампании, столь же бессмысленной и эффективной одновременно. На этот раз передышка была сорвана, и проблема обнажилась во всем ее объеме. В каком-то смысле решительного путинского «нет -- сепаратизму!» оказалось недостаточно. Нефундаментальность формулы «Кадыров» стала очевидной.
Президент Путин стоит сейчас перед фундаментальным выбором. Устранение Кадырова потребовало от него серьезного ответа: да или нет? Так или не так? Возможно, самому Путину казалось, что тема в основном закрыта, и весь вопрос переведен на технологический уровень. Сейчас очевидно, что это далеко не так. По сути, это довольно болезненное проявление кризиса всей стратегии подмены технологическими эффектами и пиаровскими симуляциями реальной содержательной политики, которое стало фирменным знаком части его окружения. Оно добивается успехов, но эти успехи оказываются эфемерными и двусмысленными. Как на Кадырове держалась вся Чечня, так вся Россия держится сегодня только на Путине. Он единственный политический субъект. Это было достигнуто благодаря виртуозным технологическими ходам. Но, боже, как же это хрупко... Есть стабильность, а есть ее виртуальный дубль.
Путин сейчас выберет либо содержание, либо технологию. Оба пути рискованны, опасны, непредсказуемы. Это чеченские маршруты российской государственности: на них и вокруг -- мины, засады, трупы, преступления, кровь и слезы. Но время идет, дата выборов в Чечне приближается, надо что-то делать, и ничего не делать нельзя.
Те, кому не безразлична судьба новой России, замерли. От выбора Путиным сценария чеченской ситуации зависит слишком много. Кому поручат Чечню? Какой вариант выберут? Что впереди? Здесь каждый нюанс чреват колоссальным историческим смыслом. Если мы заметим делегирование проблемы кремлевским политтехнологам, это будет означать одно. Если державным фундаменталистам и евразийцам -- другое. Остальной ряд шагов и последствий будет разворачиваться по своей автономной логике, и радикально поменять ситуацию не позволит инерция и прессинг развертывания цепи событий.
Александр Дугин