Заявление российского президента Владимира Путина о готовности России «двигаться в сторону ратификации Киотского протокола», приуроченное к подписанию с ЕС протокола об условиях присоединения России к ВТО, похоже, спровоцирует новый виток национальной дискуссии о судьбе этого документа. Причем дискуссии порядком затянувшейся -- с момента подписания протокола прошло семь лет, а мы все никак не можем определиться со своей позицией.

Конечно, российские власти вряд ли видят для себя дивиденды от участия в киотском процессе. Экология никогда не покидала роль Золушки экономической политики -- ни во времена Советского Союза, ни во времена либералов-реформаторов, ни тем более теперь, все как-то не до этого. Поэтому к стенаниям экологов у наших государственных мужей отношение всегда было в лучшем случае снисходительно-нейтральным. Однако сейчас речь идет о ратификации серьезного международного соглашения, что уже сделало подавляющее большинство стран. По крайней мере мировое сообщество заслуживает от России ответа: какова наша содержательная позиция по этому вопросу?

В чем, собственно, могут состоять содержательные претензии России к Киотскому протоколу? Отвечая на этот вопрос, вряд ли имеет смысл рассматривать аргументы вроде тех, что выбросы парниковых газов якобы «не влияют на изменение климата». Ратифицировав Рамочную конвенцию ООН об изменении климата (которую ратифицировали все страны мира, кроме маргиналов вроде Ирака или Сомали, и поддерживает большинство ученых-климатологов), Россия де-юре и устами своих ученых присоединилась к признанному международным сообществом мнению о безусловном влиянии «парниковых газов».

Не больше смысла несет в себе и дискуссия о том, что количественные цели сокращения выбросов в 2008--2012 гг., предусматриваемые Киотским протоколом, никак не способствуют изменению ситуации с глобальным изменением климата. Действительно, согласно протоколу, в течение 2008--2012 гг. суммарное кумулятивное сокращение выбросов по протоколу 39 странами, принявшими на себя соответствующие обязательства, должно составить всего 5,2% по сравнению с уровнем выбросов 1990 года. Но хотя количественные сокращения углекислого газа в атмосфере будут малы, процесс международного взаимодействия в сфере сокращения антропогенных выбросов «парниковых газов» Киотским протоколом только начинается, а не заканчивается -- именно этим объясняется ограниченный срок его действия (до 2012 года). Понятно, что главная его цель -- дать старт процессу целенаправленного сдерживания роста и сокращения выбросов, отработать экономические механизмы взаимодействия в этой сфере. Уже сегодня начинаются активные консультации по поводу того, что будет после окончания его действия, и есть серьезный шанс, что в Киотский процесс после 2012 года вернутся и США. Конечно, на несколько других условиях (например, обсуждается формула расчета национальных обязательств по сокращению выброса в зависимости от их удельных значений на душу населения или единицу ВВП, а не абсолютных значений выбросов), но присоединятся. Будут ли эти условия более приемлемыми для России? Вот это уж точно вряд ли: США, похоже, потребуют принятия за базу уровня выбросов, близкого к 2000 году, что для нас существенно хуже уровня 1990-го. Однако если Киото так и не вступит в силу, мы потеряем возможность вернуть «базовый уровень» в удобный для нас 1990 год: для этого потребуется согласие трех четвертей стран, ратифицировавших Рамочную конвенцию ООН.

Есть и серьезные вопросы, требующие обсуждения в свете ратификации протокола Россией. Прежде всего -- угрожает ли он нам в перспективе до 2012 года штрафами за превышение установленного уровня выбросов. Некоторые утверждают, что да. В частности, советник российского президента Андрей Илларионов считает, что по выбранной им «группе развивающихся стран» на каждый процентный пункт роста ВВП в 1990--2000 гг. приходилось 2,3% роста выбросов углекислого газа (т.е. если ВВП России будет расти темпами не ниже 7,2% в год, то страна из нетто-продавца выбросов к 2012 году превратится в их нетто-покупателя). Ученые оксфордского Института энергетических исследований опровергли эти расчеты, показав, что в более длительном периоде и по более широкой группировке стран эта корреляция не действует, а другая группировка стран дает обратный, так называемый «зеленый» тренд: снижение выбросов парниковых газов на 0,34% на каждый пункт роста ВВП. Иными словами, механические экстраполяции трендов по произвольно комбинируемой группе стран никак не отражают реальной структуры экономики, генерирующей выбросы.

Ясно, что такая высокая эластичность уровня выбросов к темпам роста ВВП возможна только в случае крайне консервативной структуры экономического роста (не говоря уже о том, что подобная прямая корреляция некорректна -- для других периодов и других стран она не наблюдается). Иными словами, чтобы достичь уровня выбросов 1990 года, России необходимо увеличить уровень потребления горючего до показателей того года (когда энергоемкость экономики была примерно в 1,3 раза выше, чем сегодня), построить десятки новых электростанций и металлургических заводов с КПД сжигания органического топлива на уровне 1950--1960-х годов. Такого явно не произойдет, поскольку оборудование с такими характеристиками уже не выпускают ни у нас, ни в других странах мира. Экономический рост подобного типа потребует огромных ресурсов (энергоемкость экономики вырастет более чем в два раза) -- такой рост нам явно не нужен.

Кроме того, в отличие от стран с высокими темпами экономического роста (Китай, Индия), не принявших на себя количественных обязательств по уровню выбросов по Киотскому протоколу, Россия такие обязательства должна на себя принять. Противники протокола утверждают, что это будет сдерживать нашу конкурентоспособность по сравнению с этими странами. Но эти страны получили свои преимущества благодаря статусу развивающихся, мы же в ходе переговоров по протоколу с гордостью требовали признания за нами статуса развитой страны (и небезуспешно, попав впоследствии в «большую восьмерку»). Можно, конечно, попытаться переиграть это, но издержки возврата в сообщество развивающихся настолько велики, что даже гипотетические негативные последствия ратификации «Киото» покажутся на этом фоне мелочью.

Почему Киотский протокол выгоден России?

На самом деле российское общество, как всегда, заманили в дискуссию второстепенного значения, отвлекая от ответа на принципиальный вопрос, отвечает ли политика стимулирования сокращения выбросов парниковых газов нашим национальным интересам? Или нам все равно, и расти мы будем любой ценой, строя мартеновские печи и электростанции с паросиловым циклом образца 50-х годов?

Очевидно, что чрезмерно энергоемкий характер российской экономики и массовое использование устаревших технологий производства в промышленности -- факторы, серьезно снижающие национальную конкурентоспособность. Если мы хотим добиться качественной конкурентоспособности, качественного экономического роста, нам надо инвестировать в энергосбережение, передовые технологии.

«Киото» предоставляет нам широкие возможности для стимулирования таких инвестиций. Во-первых, российские индустриальные высокотехнологичные проекты сразу получат резкий фактор роста конкурентоспособности -- инвестиции в снижение выбросов парниковых газов на 1 тонну в России стоят раз в десять дешевле, чем в странах ЕС. Это открывает прямую дорогу проектам совместного осуществления, направленным на импорт высоких технологий и оборудования, обеспечивающих качественно иную эффективность использования ресурсов (для сравнения: средний химический или металлургический завод в России тратит минимум в 1,5--2 раза больше энергии на единицу продукции, чем большинство зарубежных конкурентов). Без киотских механизмов реализация таких проектов в России будет не особенно интересна.

Торговля «горячим воздухом»? Спасибо, нет

Еще один принципиальный вопрос: если мы ратифицируем протокол, как мы будем им пользоваться? Скорее всего именно этот момент станет причиной нового витка национальной дискуссии вокруг него, не менее ожесточенной, чем по вопросу «ратифицировать или нет?»

Попросту говоря, существуют две возможные модели использования киотских механизмов Россией: маргинальная (предполагающая активную торговлю «горячим воздухом» ради привлечения капитала, т.е. продажи «национального избытка» выбросов государствам/бизнесам, для которых покупка чужих квот -- один из способов выполнить свои собственные обязательства по уровню выбросов) и умеренная (суть которой в замораживании национальной квоты на выбросы и использовании киотских механизмов исключительно для поддержки новых проектов, связанных с сокращением выбросов парниковых газов и повышением энергоэффективности).

На самом деле и российские противники протокола, и (как ни странно) многие его международные «адвокаты» традиционно строили свою аргументацию именно вокруг первой модели: одни утверждали, что за аргументами о необходимости ратификации протокола Россией не стоит якобы ничего, кроме желания «по дешевке распродать квоту», а вторые -- что Россию ждет дождь инвестиций в результате продажи квоты и якобы именно поэтому протокол нам надо быстрее ратифицировать. Первые активно и публично ловили вторых «на крючок», высмеивая протокол как очередную аферу, дескать, «торговля воздухом» -- в ущерб национальным интересам и т.д. Как это часто бывает, и те и другие не правы.

Если мы ответим на фундаментальный вопрос: в чем состоят национальные интересы применительно не к протоколу, а к снижению выбросов, станет ясно, что протокол нам -- только в помощь. А если мы его не ратифицируем -- потеряем важное конкурентное преимущество, так как уже сегодня экологические факторы используются развитыми странами Европы и Азии как мощный инструмент нетарифной борьбы (продукция, не имеющая экологической маркировки, просто не допускается на рынки при одобрении этой меры экологическим комитетом ВТО).

В этой ситуации вовсе не обязательно торговать национальной квотой. Ее можно заморозить, секьюритизировать в качестве предмета залога для поддержки инвестпроектов в снижение выбросов, наконец, продать небольшую часть квоты для финансирования мегапроектов, способствующих повышению национальной конкурентоспособности (например, закрытия «традиционного» автопрома, продукция которого дает существенный вклад в перерасход ресурсов экономикой, рост выбросов парниковых газов, транспортные ограничения и снижение безопасности дорожного движения). Но протокол нужен нам для другого -- для конкурентоспособности, а не для распродажи воздуха. Тем более что с отказом США (основного потенциального покупателя квот) подписывать протокол спрос на них будет не столь высок, как многим кажется.

Пауза

Выторговав себе весьма выгодные условия присоединения к протоколу (точкой отсчета для России по уровню выбросов является 1990 год, до уровня которого из-за промышленного спада 90-х нам еще далеко), мы так и не можем определить для себя в первую очередь, чего же мы сами хотим. Наш президент бросает с трибуны громкие кличи по поводу «удвоения ВВП», но пока не может предложить нам разумной экономической программы, которая могла бы позволить этой цели достичь. Уже более десяти лет мы ведем дискуссии о высокой энергоемкости экономики и в то же время не хотим воспользоваться очевидно полезными механизмами, которые предоставляет нам для этого Киотский протокол. Но экологические ценности в обществе предельно девальвированы...

В такой ситуации становится ясным, что пауза в связи с Киотском протоколом -- не столько вопрос отношения к нему (уж сколько раз чиновники считали-пересчитывали цифры, свидетельствующие о том, что Россия никогда не получит никакого ущерба в связи с протоколом!), сколько нашего отношения к самим себе. Если мы хотим развивать в России цивилизованный, конкурентоспособный бизнес и не остаться за бортом мирового развития -- нам явно пора ратифицировать Киотский протокол.